|
08 ноября 2007г., 09:46
Сарову повезло, потому что очевидец революционных событий живёт здесь и здравствует. Валентину Константиновичу Травкину 93 года. Около 50 лет он проработал во ВНИИЭФ, принимал участие в разработке первого атомного изделия.
А тогда, 89 лет назад, 30 августа 1918 года он, четырехлетний москвич, вместе со своими родителями направлялся в баню. Путь семейства лежал мимо заводских ворот фабриканта Михельсона. На заводском дворе гудела толпа — ждали Ленина, обещавшего выступить на митинге. Травкины решили послушать большевистского вождя. Далеко от ворот не отходили, благодаря чему и оказались в центре событий.
Ленин выступал прямо с подножки автомобиля. Наш очевидец, в силу своего тогдашнего возраста, не мог оценить ораторского искусства Ильича. Но дальнейшее запомнил навсегда. Вдруг из толпы раздался выстрел, и Ленин осел. Мелькнула рыжая копна волос и следующий выстрел. Ленин упал на сиденье авто, дверцу кто-то захлопнул, и машина рванула прочь.
Конечно, возникла паника. Но маленький Валя все-таки заметил, что какие-то люди уводили с заводского двора рыжеволосую женщину.
Удалось ли семейству Травкиных в этот день попариться — маленький Валя не запомнил. Зато в памяти остался другой факт: через несколько дней родителей вызвали в ОГПУ, где они давали показания как свидетели. Именно там им и сказали, что в Ленина стреляла «эсерка Фанни Каплан».
Для справки.
ФАННИ КАПЛАН появилась на свет приблизительно в 1887 году в Волынской губернии на Украине. Ее настоящие имя и фамилия — Фейга Хаимовна Ройтблат. В декабре 1906 года ее арестовали в Киеве, где Фейга вместе с подругами-анархистками готовила покушение на местного генерал-губернатора. Однако бомба взорвалась прямо в гостиничном номере на Подоле, где остановились террористки. Осколками Фанни посекло руки и ноги, задело лицо. Суд приговорил ее к смертной казни, которую заменили на пожизненную каторгу. На каторге частично потеряла зрение. Была амнистирована после февральской революции.
«30 дня в 11.30 часов вечера Фанни Ефимовна Каплан, под этим именем я сидела в Акатуе, (его?) пишу с 1906 года. Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Сколько раз я стреляла, не помню, из какого револьвера я стреляла, не скажу… Решение стрелять в Ленина у меня возникло давно. Потому что сочла его предателем революции, и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. В чем это подрывание заключалось, объяснять не хочу...»
|
08 ноября 2007г., 10:49
Ровно тридцать лет назад в секретном Арзамасе-16 была разоблачена революционная молодежная подпольная антисоветская организация «Феникс». Правоверные саровские комсомольцы решили, что советская власть недостаточно радикальна и революционна, и решили взять дело в свои молодые руки…
Темных слухов вокруг этого невероятного по тем временам события ходило немало. Главное это, конечно, то, что ребятишки решили захватить ядерный реактор на одной из площадок и начать диктовать советскому правительству условия дальнейшей международной и внутренней политики государства. Официально, естественно, ничего не сообщалось. Все документы, касающиеся «Феникса», само собой, были засекречены.
Однако часть бумаг в конце перестройки в суматохе послепутчевых событий «всплыла» на свет божий, кое-что хранится теперь и в архиве редакции. Тогда все это могло кончиться для молодых «революционеров» весьма печально. Во всяком случае, гораздо печальнее, чем кончилось на самом деле. А сегодня те обветшавшие листки читать и странно, и забавно. Партийные и советские «боссы» допрашивают одного из шестнадцатилетних «революционеров».
«Макаров:
- Как проводятся политинформации в школе, ты доволен ими?
Прохоров:
- Проводится со старшеклассниками, все понятно.
Галузин:
- О чем была последняя?
Прохоров:
- О жизни советских людей, о жизни за рубежом.
Гусев:
- В чью пользу эта жизнь?
Прохоров:
- В пользу советских людей.
Галузин:
- С чего бы ты начал свою жизнь?
Прохоров:
- Работать бы пошел в КГБ…»
Порой строчки допроса до смешного напоминают допрос Юрия Деточкина в фильме «Берегись автомобиля» (если не обращать внимания на излишнюю радикальность мер):
«Труфанова:
- Вы хотели уничтожать лидеров – каких?
Казакевич:
- Например, тех, кто зарабатывает деньги незаконно…»
А вот диалог с другим «революционером»:
«Галузин:
- Кто, по-твоему, Сахаров?
Скрипка:
- Контра!
Труфанова:
- Ваша политика иезуитов? У иезуитов ведь был лозунг «Цель оправдывает средства».
Скрипка:
- В наши планы входила ликвидация нежелательных лидеров, например, Мао. Входила в планы помощь «черным пантерам», создание интербригад для практической помощи в какой-либо части мира…»
Да за что, собственно говоря, «наехали» на ребят? Мао советское правительство не любило и боялось, и с удовольствием бы ликвидировало. С нетрудовыми доходами боролось. Интербригады? А Египет, Афганитан, Мозамбик, Эфиопия… Да мало ли где оказывали «практическую помощь» военные специалисты. Похвалить надо было «революционеров», вразумить и записать в славный резерв коммунистической партии, а не из комсомола исключать. Но Первая Невеликая Саровская революция закончилась исключением части членов «Феникса» из комсомола и репрессиями в отношении родителей. Да «наездом» КГБ на старшего инженера четвертого сектора ВНИИЭФ Юрьева, который совершил страшное преступление: давал «фениксовцам» книги Дудинцева «Не хлебом единым» и Солженицына «Один день Ивана Денисовича».
|
23 ноября 2007г., 13:19
Семьдесят три года, а все тот же голос – сильный и с особенной, несовременной интонацией. Взгляд из-под бровей – ну, Ванечка Варавва из «Офицеров», ну, вот же он, только – седой и в движениях иногда проскальзывает то ли сомнение, то ли неуверенность… Но для семидесяти трех это немного, совсем ничего.
По коридорам и переходам саровского драмтеатра ходили слухи – Лановой приехал с большой и грозной охраной, он жутко торопится, после концерта сразу же уезжает… Из трех пунктов правдой оказался только один – Лановой действительно торопился, но время на пару вопросов все же нашлось. И опять, как в тот момент, когда он первый раз вышел на сцену под прожекторы, мелькнула мысль: возраст плюс полтора часа концерта, отработанного так, что зрители, наверное, долго еще будут вспоминать, а он не дает никому увидеть своей усталости. Старая школа – где сегодня такое встретишь?
- Василий Семенович, что самое страшное для актера?
- Невостребованность.
- Все-таки невостребованность?
- А что – вы считаете, что-то другое?
- Да нет, просто вы не меняете своего мнения уже несколько лет. И это радует… А вы согласны с тем, что самые талантливые люди – в провинции?
- Конечно. Это еще Ломоносов сказал – Россия будет прирастать Сибирью, а центр будет прирастать талантами из провинции.
- Вы избирательны в фильмах и ролях? Что должно быть в сценарии, чтобы вы согласились на «Ланового в титрах»?
- Все очень просто, он должен быть мне интересен.
- А герой – он должен хоть что-то от вас иметь?
- А как же, конечно. Почему я не снимаюсь практически ни в одном сериале? Потому что нету там ничего для меня, ни одной мысли, понимаете?
- Потому и в рекламе не снимаетесь?
- Конечно.
- Вы сейчас со сцены говорили о деградации культуры – и в России, и на Западе, все это знакомо и понятно. Но все-таки, чем-то вас наше время радует?
- Радует. Друзьями. И великой русской литературой.
- Но ведь все это – и друзья, и литература – это все появилось не сейчас в вашей жизни?
- Да, конечно. Но я вот уже пятьдесят лет читаю «Войну и мир» и каждый раз делаю открытие. А сегодняшнюю литературу я пять-десять минут читаю и забрасываю.
- Неужели ни одного автора?
- Я не могу ничем вам помочь, – в своей неподражаемой манере пожал плечами Лановой. – Вот разве что Людмила… Людмила…
- Улицкая?
- Да. У нее есть некоторые замечательные вещи… Но она тоже – не «сегодняшняя», с вашего позволения. Ценности ее не сегодняшние?
- Сейчас молодые актеры становятся «звездами» и «талантливейшими»? В ваше время сколько надо было идти к такому «представлению»?
- Никогда Юлю Борисову, Юру Яковлева, Ульянова – никогда не называли звездами. Никогда. И неплохо мы жили при том. А вот все эти звездуны и звездуньи, которые появились сегодня, кроме мягкой улыбки интеллигента ничего не вызывают. И не потому что я такой старый, потому что разные ценности у моего поколения и у них. Вот эта песня, которая характеризует уровень песенного искусства нашего: «От моей Наташки у меня мурашки!» Вот это вершина? Вы думаете, мне это должно нравиться?
Да нет, я так, конечно, не думала. Я думала, что ему должно быть вдвое неприятнее и вдвое больнее слышать, что Наташка с мурашками – открытие нашего времени. Хотя – плевать, может, на это? Зал-то по-прежнему и не дышит, и хохочет, и не отпускает Ланового вопросами. Значит, есть еще чему порадоваться – даже в нашем времени…
|
|