|
|
«Нам объявили, что началася война…»
|
В нескольких номерах газеты «Саров» были опубликованы материалы нашего автора Игоря Жидова на тему «Война в горьковском небе – 1941-1943г.г.», приуроченные к 70-летию прекращения воздушных налетов на Горький.
Эти, казалось бы, далекие события, хорошо помнят и некоторые жители нашего города. Сегодня мы публикуем их детские воспоминания.
Воскресный солнечный день 22 июня 1941–го запомнился потому, что всех поразила пришедшая весть – началась война. Лица и взрослых и детей менялись буквально на глазах – на них появился отпечаток тревоги: «что же будет…».
В течение двух-трех недель жизнь в небольшом городке Рыбинске, расположенном на слиянии Волги и Шексны, изменилась коренным образом – он стал объектом бомбардировок немецкой авиации. Радио в доме и громкоговорителей на улицах не было, тревогу возвещали прерывистые гудки паровозов. Воздушные тревоги и налёты стали почти ежедневными, причём они были днём, ночных не помню.
Мы слышали не гул, а рёв моторов – немецкие самолёты пролетали очень низко. Грохотали взрывы бомб и стрельба зениток. Разрушений и пожаров в жилых кварталах не помню, видимо, бомбили прицельно.
Деревянный дом, в котором мы жили, не имел подвала или погреба. При бомбёжках мы «прятались» в коридоре, сидя на корточках. Потом власти приказали сделать в огороде бомбоубежище. Это была яма, выкопанная не в полный рост, чем-то перекрытая и присыпанная грунтом. Через несколько дней наше бомбоубежище заполнилось водой, так что оно нами и не использовалось.
Осенью бомбёжки стали реже. Тогда же довелось увидеть сбитый немецкий бомбардировщик. На городской площади перед пожарной каланчой лежал на брюхе двухмоторный самолёт со свастикой на фюзеляже и крестами на крыльях. Цвет был какой-то серо-жёлтый. Для шестилетнего мальчишки – куча впечатлений.
Впоследствии по памяти и по справочникам я определил: это был «Хенкель-111».
Приходили всё более тревожные вести о наступлении немцев. Моторный завод начали эвакуировать в город Уфу. Главным было отправить станки и оборудование, с ними уезжали и рабочие, грузились на баржи и товарняки. Мы с мамой и бабушкой, как категория «инженерно-технических работников и их семьи», должны были отправляться позже на пароходе. Это был старенький двухпалубный пароход дореволюционной постройки – «Профессор Мечников». В каюте размером с железнодорожное купе разместилось человек шесть-восемь.
Было начало ноября, холодно и сыро, в каюте горела тусклая лампочка. На третий день среди ночи я проснулся от страшных взрывов, грохотало со всех сторон. Пароход стоял, потом почувствовалось дрожание пола, поплыли…
Никто никуда не убегал, да и куда же было бы… От страха все мы согнулись, присели, как это было при бомбежках в Рыбинске.
Примерно через полчаса взрывы стали слышны подальше и потише, а потом и прекратились вовсе.
Утром вышли на палубу. Пароход стоял на якоре посреди реки, недалеко была пристань, городские дома.
Пронзительно холодное утро, синее небо, а вдали чёткие фермы железнодорожного моста через Волгу. Это был город Горький. Утро 7 ноября 1941 г, а бомбежка была в ночь с 6-е на 7-е. Рассказывали, что ночью пароход стоял недалеко от моста, который, видимо, и был целью немецких самолётов. Ещё говорили, что молодец капитан, который увёл пароход из этого пекла на свой страх и риск…
Спустя 25 лет, когда я работал в КБ-11, оказавшись в Горьком, конечно же, пошел на пристань. И в памяти снова прорезался тот же вид на Волгу с железнодорожным мостом вдалеке. Видимо, память человеческая так устроена, что в ней остаются все острые и яркие моменты, даже если они случились очень давно – сейчас уже более семидесяти лет назад.
Лев Константинович Кузьмин, 1935 г.рожд.
И.Ж.: Есть довольно подробные описания первых воздушных налетов на Горький 4-го, 5-го и 6-го ноября. О последующих днях ноября есть только упоминание о неудачной попытке уничтожить мост.
осколки
Мальчишки собирали осколки бомб и хвалились их количеством и величиной.
Перед войной наша семья жила в Белоруссии, в Гомеле, родители работали на стекольном заводе. И в эвакуацию попали в соответствии с профессией – в г.Бор на стекольный завод.
Город Бор немцы не бомбили, но было видно и слышно, как бомбили Горький.
Запомнились разговоры старших, о том, что «бомбят в основном Автозавод».
Мальчишки, кто постарше, собирали осколки бомб и зенитных снарядов и хвалились их количеством и величиной. Особенно ценились осколки бомб.
Леонид Александрович Кочанков 1936 г.рожд.
Над Саровом
Это было в теплое время года – летом (я помню, как была одета). Вечером, уже в сумерках, мы находились около нынешнего музея и наблюдали пролет в направлении с северо-востока на юго-запад двух, может трех немецких двухмоторных самолетов. Хотя крестов на крыльях и свастики из-за темноты не было видно, но спутать нельзя. У них очень своеобразный звук моторов. И потом, на следующий день, весь поселок только об этом и говорил…
Мария Федоровна Шемякова, автор книги «Саров моего детства».
И.Ж.: Направление полета соответствует возвращению из Горького. Это могло быть 5, 6 или 7 июня 1943 года. Все июньские налеты на Горький были ночными. В указанные дни, во второй половине дня, ближе к вечеру, отмечалось появление пары разведчиков «Юнкерс-88». Их задачей было зафиксировать результаты последнего налета. Возвращались они в сумерках.
Воспоминания ярки и живы
Летом 1942 года мы с матерью и сестрой часто ходили укрываться от бомбежек на ночь в землянки, расположенные в парке им. 1-го мая. В них размещалось учебное подразделение новобранцев. Они нас пускали пересидеть часы бомбежек, которые происходили почти каждую ночь. В один из вечеров мать вдруг сказала:
– Хватит, надоело прятаться, останемся дома. Если убьют, так хоть в своем доме!
И мы не пошли. А во время ночной бомбежки фугаска попала как раз в перемычку между двумя землянками. Из солдат, находившихся там, никто в живых не остался....{1}
Именно в эту ночь, когда мы не пошли прятаться в солдатские землянки и сидели дома, услышали громкий нарастающий вой. Мать обхватила меня и Таню руками, прижалась и сказала: «Все...» Вдруг вой оборвался легким шлепком, дом тряхнуло, и все стихло. Буквально метрах в десяти от дома утром мы обнаружили круглую дыру диаметром около полуметра, уходящую вглубь влажной почвы. Вскоре появилась команда саперов, которые временно выселили всех из окрестных домов и извлекли неразорвавшуюся фугасную «полутонку»… Позже корпус этой бомбы находился в краеведческом музее…
Одну из ночей нам довелось провести в привилегированном бомбоубежище, вырытом на большой глубине под верхней частью города. Входы были оборудованы в склонах Дятловых гор. Эти убежища были отделаны так, чтобы жить длительное время: все обито деревом, проведено электричество, есть вода и туалеты. Но попасть туда можно было только по специальному пропуску, который удалось получить отцу для семьи на одну ночь…
В начале 1943 года во время очередной бомбежки перед госпиталем, размещавшимся в здании школы №52, где я позже учился, упала тяжелая фугасная бомба. Ее взрыв по звуку выделялся среди других, поэтому, уловив направление, мы, ребята, побежали смотреть. Все окна и двери госпиталя были вырваны. Со стороны здания, противоположной взрыву, в окнах торчали кровати, поднятые взрывной волной и застрявшие там, а по двору были раскиданы тела бойцов, которых на передовой смерть обошла, а в тылу – нашла...
Каждый раз, бывая в родном Нижнем Новгороде и проезжая мимо школы N 52, я вспоминаю ту бомбежку и тех бойцов…{2}
В конце лета 1943 года бомбежки стали редкими, и казалось, что их уже не будет. В одно из воскресений отец получил первый выходной день с начала войны, и мы с ним уехали на охоту в пойму Оки, в район станкозавода. Эта операция была рискованной: ружья в начале войны было положено сдать, а отец не сдал. Поэтому ружье везли разобранным и тщательно завернутым, чтобы по внешнему виду свертка нельзя было догадаться, что там. Приехали на берег в субботу вечером, отец один раз стрельнул, убил чибиса, и ружье опять спрятали. Погода была теплая, и ночевать мы решили прямо на берегу под прикрытием эстакады для подъема сплавных бревен из реки. Только устроились, как вдруг прозвучали сирены воздушной тревоги. Забили зенитки, услышали гул самолетов, и неожиданно стало светло, как днем. Это с немецких самолетов были сброшены какие-то горящие устройства, которые медленно опускались на парашютах и освещали землю. В этом свете вокруг нас посыпались бомбы. Я все пытался приподнять голову, чтобы посмотреть, что вокруг нас, а отец каждый раз резко вдавливал меня в песок. Похоже, наша ПВО не допустила немцев до заводов, и они весь бомбогруз вывалили в пойму Оки и на жилой квартал. К утру бомбежка кончилась, и я увидел, что вся эстакада над нами пробита осколками, весь прибрежный песок в воронках от разрывов бомб…
Мы пошли домой пешком, так как трамвайные пути были разбиты. Жилой квартал около завода разрушен. Из-под обломков выносили раненых и убитых. А я стал подбирать осколки снарядов и бомб, которые в великом множестве валялись вокруг. Отец грубо (что с ним случалось редко) остановил меня:
– Брось ты к чертовой матери эти осколки!
Когда мы появились дома, мать с Татьяной бросились к нам навстречу:
– Слава Богу! Думали, живыми вас не увидеть. Всю ночь мы смотрели, как бомбили ту сторону, куда вы поехали.
Владислав Васильевич Каледин, 1935 г.рожд. «Дней моих листопад», 2002 г.
{1} И.Ж.: удалось найти два эпизода, связанных с парком им. 1 мая:
« 22 июня 1943. В саду им. 1 Мая бомба попала в щель, где укрывались бойцы, там в итоге пострадали 10 человек…»
«В один из жарких солнечных дней начала июля (1943 г.) над Горьким внезапно появился одиночный немецкий самолет, сбросивший одну фугасную бомбу, которая попала в сад им. 1 Мая в Сталинском районе. Мощный взрыв прогремел в щели, битком набитой людьми. Куски тел были разбросаны на сотни метров вокруг, обрывки одежды повисли на израненных деревьях сквера…
Это были последние жертвы налетов Люфтваффе летом 1943 г.»
{2} «В ночь на 6 ноября 1942 года бомба весом 500 кг упала рядом с госпиталем № 2803, находившимся в школе № 52. 50 красноармейцев, находившихся на излечении, получили новые ранения, один погиб».
|
Комментарии:
Эту заметку пока никто не комментировал.
|
Сегодня утром:
